Том 6. Письма 1860-1873 - Страница 63

Посылаемые при сем стихи могли бы быть прочитаны при тосте в память Ганки.

Головацкому Я. Ф., 12 мая 1867

125. Я. Ф. ГОЛОВАЦКОМУ 12 мая 1867 г. Петербург

С.-Петербург. 12-ое мая 1867

Из всего сказанного и читанного на вчерашнем обеде ничто так заживо не задело русского сердца, как ваше задушевное русское слово, почтеннейший Яков Федорович…

Да, одно уже это слово, это все выстрадавшее и все пережившее русское слово, есть своего рода трофей. Знамя изорвано, но не побеждено, и вы свято сберегли его на вашей израненной груди.

Не может быть, чтобы вам одним, русским галичанам, изменило слово Священного писания: претерпевый до конца, той спасен будет — а кто так претерпел до конца, как вы?..

Нет, ваше возвращение к России несомненно и неминуемо, и — верьте мне — только с этого воссоединения начнется решительный поворот к лучшему в судьбах целого Славянского мира.

Извините, любезнейший Яков Федорович, что я за болезнию не успел до сих пор побывать у вас и лично поблагодарить вас за ваше дорогое посещение. Надеюсь встретиться сегодня с вами за обедом у графа Толстого.

Вам, милостивый государь, и всем вашим душевно и искренно преданный

Федор Тютчев

Аксакову И. С., 16 мая 1867

126. И. С. АКСАКОВУ 16 мая 1867 г. Петербург

Славянам

Man muß die Slaven an die Mauer drücken

Они кричат, они грозятся:
«Вот к стенке мы славян прижмем!»
Ну, как бы им не оборваться
В задорном натиске своем!..
Да, стенка есть — стена большая, —
И вас не трудно к ней прижать.
Да польза-то для них какая?
Вот, вот что трудно угадать.
Ужасно та стена упруга,
Хоть и гранитная скала, —
Шестую часть земного круга
Она давно уж обошла…
Ее не раз и штурмовали —
Кой-где сорвали камня три,
Но напоследок отступали
С разбитым лбом богатыри…
Стоит она, как и стояла,
Твердыней смотрит боевой:
Она не то чтоб угрожала,
Но… каждый камень в ней живой.
Так пусть же бешеным напором
Теснят вас немцы и прижмут
К ее бойницам и затворам, —
Посмотрим, что́ они возьмут!
Как ни бесись вражда слепая,
Как ни грози вам буйство их, —
Не выдаст вас стена родная,
Не оттолкнет она своих.
Она расступится пред вами
И, как живой для вас оплот,
Меж вами станет и врагами
И к ним поближе подойдет.
16 мая 1867 г.

Вот вам, любезнейший Иван Сергеич, окончательное издание этих довольно ничтожных стихов, уже, вероятно, сообщенных вам Ю. Ф. Самариным.

Не смейтесь над этою ребячески-отеческою заботливостью рифмотворца об окончательном округлении своего пустозвонного безделья.

Сегодня писать к вам не буду. Вам теперь не до писем. Живые впечатления о петербургском угощении вам уже переданы очевидцами. Сами гости налицо. Желаем и надеемся, чтобы Москва превзошла нас — по крайней мере она их физически отогреет от здешней стужи. — Я все еще без ног. Буду писать к вам с Ваней, который, кончив экзамены, отправляется к вам в Москву. Вас и жену вашу обнимаю.

Тчв

Аксакову И. С., 20 мая 1867

127. И. С. АКСАКОВУ 20 мая 1867 г. Петербург

Петербург. Суббота. 20 мая

Вы, конечно, любезнейший Иван Сер<геич>, прочли уже манифест польск<ой> эмиграции из П<а>р<и>жа против Славянс<кого> съезда в Москве. — Мне казалось бы совершенно своевременным воспользоваться этим случаем, чтобы очень просто, но очень положительно, в кругу представителей всего славянства, заявить наше отношение к польскому вопросу… а именно, высказать нечто подходящее к следующему.

Есть польское племя — и польская история, т. е. та история, которая не только держала под спудом это племя, но всячески насиловала и искажала и наконец довела поляков до их настоящего безобразного абсурда, и тут несколькими резкими чертами определить рельефно это положение, логически вытекающее из всего его прошедшего: выставить, какую роль в данную минуту разыгрывают поляки везде, где только они ни сталкиваются с славянским делом, в Турции, в Австрии, в Западной Европе в лице эмиграции — и у себя дома в отношении к русским, живущим вне русского крова.

С этою Польшею никогда и никакого примирения быть не может и не будет — не потому только, что она полнейшее отрицание России, но что она точно такое же отрицание всего славянства, что мы теперь на опыте видим. Польскому же племени мы готовы сочувствовать, как всем прочим племенам славянским, лишь бы они высвободились из-под своей антиславянской истории. Все это, знаю, было тысячу раз высказано, но не мешает повторить то же самое и при теперешней оказии — и громко повторить во общее всеуслышание, что Россия для примирения своего с поляками не ждет и не требует, чтобы они сделались русскими, а чтобы они сделались славянами — чтобы славянская Польша окончательно заменила латинскую. — Конечно, желательно было бы, чтобы подобное заявление перед лицом представителей всего славянства подкреплено было тут же их гласным, единодушным и мотивированным одобрением. — Подумайте об этом, Иван Сергеич, поговорите с Ю. Ф. Самариным и кн. Черкасским. Мне кажется, такого рода profession de foi была бы своевременна. Это бы несколько озадачило Запад, да и на польскую партию могло бы подействовать разлагательно.

Весь ваш

Ф. Тчв

Краевскому А. А., май 1867

128. А. А. КРАЕВСКОМУ Май 1867 г. Петербург

Вы, почтеннейший Андрей Александрович, за клуб дыма платите прекрасною и богатою существенностию. Благодарю вас от души. — Столь же усердно благодарю за ежедневное удовольствие, доставляемое мне «Голосом». И не на меня одного эта газета производит такое освежительное и укрепляющее действие. Еще раз благодарю усердно.